Жемчужина Авиньона - Страница 85

Я долго отсутствовал, и ты могла привыкнуть сама заниматься делами. Что ж, тебе придется простить меня, но не забывай, что именно ты вынудила меня поехать в Иерусалим. Как это ни печально для тебя, но я вернулся. Я понимаю, что тебе очень хотелось бы иметь все это, но чтобы рядом не было меня.

Он смотрел на Адель и впервые в жизни начинал понимать истинную ее сущность, не испытывая при этом чувства вины. Она без конца твердила о скромности, она слыла такой религиозной, такой богобоязненной. Все это были только слова. Она никогда не думала ни о ком, кроме себя. Хью огляделся по сторонам, осматривая комнату Адели, как будто увидел ее впервые. Впрочем, он и вправду почти не бывал здесь. Ее кровать была укрыта огромным богатым покрывалом из тончайшей, но очень теплой бельгийской шерсти. На полу лежал толстый ковер из горностаевых шкурок. Пальцы ее были сплошь в тяжелых золотых Кольцах, которые он присылал ей из Иерусалима. Эти кольца были подарены ему за храбрость, которую он проявил, выполняя свой долг. Он мало думал о них, считая не более, чем трофеями бесполезной войны, однако Адель, по всей видимости, тщательно пересмотрела их все, отобрала самые красивые и взяла себе, не спросив даже его разрешения на это.

— Тебя обуревает гордыня, Адель, — бросил он ей.

Она попыталась встать со своего места, однако он повторил предостерегающий жест.

— Когда я уезжал, то предупредил тебя, что управляющий, которого ты наняла, должен быть немедленно уволен, но ты не подчинилась мне. Ты дурно обращалась с моими подданными, и ты посягала на мою собственность. Ты брала, что хотела, не спрашивая моего разрешения. Ты решила, что можно не принимать во внимание меня, герцога Понтуазского!

Я уезжаю, но оставляю здесь Гладмура и Триера. Я приказываю им присматривать за тобой.

Что бы ты ни сделала, обо всем будет немедленно доложено мне.

Не становись мне поперек дороги, Адель, иначе ты можешь оказаться в комнате своей служанки на хлебе и воде!

Адель пораженно смотрела на него.

— Ты не посмеешь сделать такое со мной! Я — твоя жена, и требую, чтобы со мной обращались, как подобает.

— С тобой будут обращаться, как подобает, только в том случае, если ты будешь послушной женой!

Не сказав больше ни слова, Хью развернулся на каблуках и вышел из комнаты. Когда дверь за ним закрылась, Адель затряслась от ярости, которую ей пришлось сдерживать во время монолога Хью. Как посмел он так говорить с ней!? Да если бы не она, Хью Вунэ был бы никем. Разве не она уговорила его отправиться в крестовый поход? Разве не там Хью заработал все, чем сейчас владеет? Замок, землю, крестьян, золото и драгоценности? И он еще смеет говорить ей о подчинении! Он грозится запереть ее в комнату для прислуги! Никогда! Повернувшись к своему столику, она оперлась об него руками, глядя на разложенные драгоценности. Взгляд ее упал на медальон, который она сняла с шеи потаскухи. Ни одна из ее драгоценностей не могла по красоте сравниться с этой вещью. Длинные, тонкие пальцы сомкнулись на медальоне, и Адель, размахнувшись, изо всех сил швырнула его в дубовую дверь, за которой несколько минут назад скрылся Хью.

Медальон ударился в дверь и со звоном покатился по каменному полу.

— Ты дважды нанес мне оскорбление, Хью Вунэ! Первый раз, когда связался с этой шлюхой, и второй — сейчас, когда ты так неуважительно обращался со мной. «Мне отмщение, и аз воздам», — говорит Господь наш. Ты думаешь, что сможешь иметь все, что пожелаешь, а мне предоставишь право подбирать объедки? Нет! Этому не бывать! — схватив плащ, Адель распахнула дверь и помчалась в старую часовню.

* * *

Во дворе замка, верхом на своих конях сидели Весли дю Фон, Бастон, Теренс и Аврил, готовые отправиться на поиски Катарины. Цефей был уже оседлан и нетерпеливо бил копытом в булыжник двора, как бы понимая срочность и важность предстоящего дела. Хью, с широким двуручным мечом на боку, направился к своим товарищам. Он знал, если де Невиль причинил ей зло, коснулся ее хотя бы пальцем, он убьет негодяя. Вскочив на коня, Хью дал всадникам сигнал следовать за ним. Ворота были подняты, и пятеро рыцарей выехали за пределы стен замка. Сразу за мостом Хью осадил Цефея. Остальные последовали его примеру, и Хью обернулся к ним, чтобы отдать последние распоряжения.

— Теренс, ты едешь с Бастоном и Весли в Шантильи. Обыщите там все, опросите всех, кого сможете увидеть. Аврил, ты едешь со мной, — Хью ожидал ответа пажа, но тот молчал.

— Аврил! — резко повторил он. Мальчик повернул голову и взглянул на Хью. — Не отвлекайся! — приказал тот.

— Мой господин, — прервал его Аврил, — посмотрите!

Хью взглянул в сторону, указываемую мальчиком. Вдалеке скакали два всадника. Один из них ехал верхом на чалой кобыле Катарины, и оба были одеты в черные одеяния и белые головные уборы.

— Это две толстушки из монастыря!

— Точно, — согласился Весли дю Фон. — Те, которые болтают и не могут остановиться.

Но Хью не слышал его замечания, так как уже галопом мчался навстречу приближающимся женщинам.

* * *

Вся дрожа, Катарина беспокойно зашевелилась возле алтаря, пытаясь хоть как-то укрыть закоченевшие ноги подолом платья. С прошлой ночи она находилась здесь одна, без пищи и воды, мучимая холодом. Рваная попона, которую ей швырнул ее похититель, нисколько не спасала девушку от холода и сырости. Она понимала, что настал день, так как в щели на крыше и стенах проникал слабый свет, однако не имела представления, утро это или вечер.

Катарина знала, что чрезвычайно ослабела. К тому же она была больна. Ее то пробирал до костей мороз, то вдруг окатывало жаром. Начиналась лихорадка. Время от времени она проваливалась в забытье, в котором ее преследовали странные кошмары, и она уже не понимала, что происходит в действительности, а что является продуктом воображения измученного мозга. Она была уверена, что ее похититель в действительности существовал, хотя ей показалось странным, почему он не вернулся, чтобы дать ей хотя бы воды. Что же касается Адели, то она не была уверена, в самом ли деле видела ее. Связанные за спиной руки мучительно болели, а железный обруч натер ногу до крови, которая тоненькой струйкой стекала на грубую циновку. Катарина пыталась заставить себя не думать обо всех этих страшных вещах, чтобы не сойти с ума. Она решила, что попытается думать о Хью. Сейчас он, наверное, в Париже, может, даже разговаривает с королем. Она понимала, что все это бесполезно, но любовь ее только росла от осознания того факта, что Хью делает все возможное, чтобы быть рядом с ней. У Катарины не было иллюзий на этот счет. Хью женат на Аде ли, и этого никто не в силах изменить. Но теперь она знала, почему он женился на ней. Она могла понять, почему он сделал то, что велел ему долг. Ведь ему с детства внушали, что долг — это самое главное в жизни. Он женился на Адели не потому, что любил ее, а потому, что не мог поступить иначе. Он любил Катарину, и будет любить ее, что бы ни случилось. В темноте часовни она нашла в себе силы улыбнуться. Он любил ее, и это самое главное, остальное не имеет значения.